– Кто вы, воины? – раздался чей-то голос. – Откуда?
Взглядом я нашел эту женщину в толпе. Красивая, хотя не молодая, и чем-то похожа на Бенре-мут – не нынешнюю Бенре-мут, а ту, какой она станет через десять Разливов. Она смотрела на меня, и глаза ее были как два озера тоски.
– Чезу Хенеб-ка. – Я склонил голову. – Со мной знаменосец Хоремджет. Мы пришли сюда с правого берега.
– Да пошлет Амон вам удачу, – сказала женщина. – Я Аснат.
Аснат! Будто в грудь меня толкнуло кулаком, и подумал я: не сама ли мать Исида мне явилась?.. Может она принимать любое обличье, знатной ли дамы, крестьянки или вовсе потаскухи, может обернуться юной девушкой или старухой, может встать перед своим избранником в виссоне и дорогих ожерельях, а может и в рубище прийти… Для богини все возможно!
– Что с тобою, Хенеб-ка? – спросила Аснат. – Ты побледнел и покачнулся…
– Устал с дороги, – буркнул я и отвел взгляд. Затем спросил: – Где ваши мужчины, Аснат? Был я когда-то в Темеху, был давным-давно, но помню, что пахло у вас вином и люди были веселы. А теперь всех словно камнем придавило.
Женщины молчали, глядя на нас с Хоремджетом, и только Аснат заговорила.
– Мужчины… где наши мужчины?..
Она запрокинула лицо к небу, вытянула руки и неожиданно запела. Голос у нее был сильный, и песня летела как копье, брошенное в пустыню.
– Где наши мужчины?..
Пришел князь в селение и забрал мужчин.
Где наши мужчины?..
Сказал князь: нужные они властителю.
Где наши мужчины?..
Ломают камень под жарким солнцем.
Где наши мужчины?..
Гнутся под бичами у великих пирамид.
Где наши мужчины?..
Несут они груз точно стадо ослов.
Где наши мужчины?..
В руке царя они и под его стопой.
Где наши мужчины?..
Нет их на ложе и нет их в поле.
Где наши мужчины?..
То была древняя песня, которой провожали в деревнях строителей храмов и пирамид, тех, кого угоняли на прокладку канала Та-тенат и возведение крепостей. Старинная песня и запрещенная еще в эпоху Снофру и Хуфу… Но ее пели в Черной Земле и во всех оазисах, пели сотни, тысячи лет.
Женщины, стоявшие вокруг Аснат, подхватили:
– Где наши мужчины? Где они? Где?
Их голоса напомнили мне тоскливые птичьи вскрики. Но объясняли они не больше, чем песня Аснат.
– Ради Амона, что случилось? – спросил я. – Почему увели ваших мужей, отцов и братьев? Кто и когда это сделал?
– Четыре Разлива назад, – промолвила одна из женщин.
– Пришли люди владыки нашего и сказали, что им нужны работники, – подхватила другая.
– Еще сказали, что будут что-то строить неподалеку, и что мужчины скоро вернутся, – добавила третья.
– С тех пор мы их не видели. – Голос Аснат был печален и глух. – Ни братьев наших и отцов, ни сыновей и мужей. Нет их в наших домах, нет у наших очагов, и одни из нас спят в холодных постелях, а другие пустили к себе ливийцев. – Она сделала паузу, потом прошептала: – Они хорошие люди, не обижают нас. Но мы не хотим от них рожать. Мы – роме!
Аснат глядела на меня с надеждой, и я понимал несказанное ею, будто зов плоти перелился в слова: мы – роме, и вы – роме! Но сейчас это было неважно. Через день-другой ассиры придут в Темеху, и станет оазис местом пыток, а после – кладбищем.
Я всмотрелся в лица женщин. Пугать их не хотелось.
– Мне нужно идти. Думаю, мы здесь задержимся. Если не в самом Темеху, то где-нибудь поблизости.
Мы с Хоремджетом зашагали к окраине поселка.
– Нельзя их оставить, – сказал мой помощник. – Бросить слабых без защиты – бесчестие.
– Обороняться тут нельзя, – ответил я. – Нас слишком мало, чтобы удержать периметр. Даже если успеем соорудить траншеи.
– Я знаю, чезу. Но ты ведь что-нибудь придумаешь?
– Возможно. – Обернувшись, я взглянул на кучку женщин и повторил: – Возможно.
Тактическая задача была ясна: дать ассирам бой на подходящей позиции и отвлечь их от Темеху. Я знал, как это сделать. Я уже догадывался, где расположен таинственный Дом Власти или что там еще нагородили царские строители. Скалы и плоскогорье на западе могли укрыть подземный центр, а самым подходящим местом для него являлись пещеры Ифорас и шахты древних копей. Обороняться в пещерах и шахтах – лучше не придумаешь! Такую позицию не обойти с тыла и флангов, и штурмовать ее без танков и орудий – не подарок. Я бы не взялся.
Единственная проблема – местный гарнизон. Не сорок ливийцев теп-меджета Гибли, а отряд, засевший в Ифорасе. Точнее, его командир… Я не был уверен, что сумею с ним договориться. Это зависело от многих вещей, от статуса этого военачальника, от полученных им приказов, от его оценки ситуации. Любой здравомыслящий человек принял бы такое подкрепление, как мои бойцы, и не стал бы копаться в нашем прошлом. Но не все способны рассуждать здраво; есть и такие, что повинуются приказам и законам, как слепец поводырю. А закон фараона справедлив, но строг! Виновных – в каменоломню!
Возможно, придется пострелять, думал я, шагая к шатрам ливийских всадников. Прости меня Амон, но нет аргумента серьезнее, чем пуля! Она разрешает любые споры, ибо у мертвого нет права голоса.
Теп-меджет Гибли стоял у своей палатки.
– Когда вернется твой посланец? – спросил я.
Прищурившись, Гибли взглянул на солнце. Алый диск до половины скрылся за барханами.
– Вернется скоро, семер. Ладья Ра не успеет опуститься за край земли.
Кивнув, я направился к своим, велел Хоремджету собрать офицеров и привести нашего пленника. Пользуясь передышкой, мои бойцы сидели и лежали на теплом песке. Марш от западных скал до Темеху не был утомительным и долгим; люди казались бодрыми и в любой момент могли подняться и выступить в дорогу. На север, к Цезарии и безопасности, или на запад, к неминуемой схватке с врагом… Куда я их поведу? Сотни глаз смотрели на меня. Нужды в объяснениях не было; все понимали, что случится здесь, когда мы уйдем.