Ассирийские танки у врат Мемфиса - Страница 71

Второй подход утверждает практическую бессмысленность любых посягательств на историю. Здесь брэдберианской бабочке противопоставляется иная концепция, наиболее отчетливо сформулированная Джеком Финнеем в одной из любимых моих книг – романе «Меж двух времен». Позволю себе (в несколько сокращенном виде) цитату: «…нет ни малейшего указания на то, что ваше присутствие в прошлом хоть как-нибудь повлияло на события настоящего… И должен вам сказать, что меня лично это нисколько не удивляет. Это подтверждает гипотезу, с которой согласно большинство из нас и с которой, я убежден, рано или поздно согласятся и остальные, – гипотезу, которую мы назвали гипотезой …веточки в реке»… Как вам известно, время нередко сравнивают с рекой, с потоком. То, что происходит в какой-либо точке потока, в определенной степени зависит от того, что произошло когда-то раньше выше по течению. Но каждый день, каждую секунду происходит бессчетное множество событий, мириады событий, и некоторые из них огромного масштаба. Так что, если время – река, то она неизмеримо шире и глубже, чем Миссисипи в половодье. А вы… представляете собой крошечную веточку, брошенную в ревущий поток. Не исключено, по крайней мере теоретически, что самая маленькая веточка способна воздействовать на поток в целом; она, например, может где-нибудь застрять и положить начало большому затору, который в свою очередь может оказать влияние даже на могучий поток. Стало быть, теоретическая возможность изменить историю, по-видимому, существует. Но насколько она реальна? Каковы действительные шансы что-либо изменить? Практически стопроцентная вероятность – за то, что веточка, брошенная в невообразимо мощный поток, в необъятную Миссисипи событий, не окажет на него никакого, ни малейшего влияния!.. Такова теория и таковы факты». Правда, в самом романе изменение истории как раз и происходит (в противном случае не было бы и увлекательной фабулы!), однако тезис сформулирован ярко и четко. Давите вы себе в прошлом бабочек, чихайте там на здоровье – никакого воздействия на наше настоящее ваши действия не произведут. Если брэдберианцы-«бабочники» ставят любому вмешательству в минувшее с целью изменения истории и создания ее альтернативной версии (или даже при отсутствии такового намерения – просто на всякий случай) некий этический запрет, финнеевский полковник Эстергази этот запрет отметает – позиция прагматичная, но с моральной точки зрения спорная. Однако последователей и у нее в избытке.

Третий подход не аморален, но внеморален. Прошлое нужно и должно менять на благо будущему, как поступают, например, герои цикла романов Василия Звягинцева «Одиссей покидает Итаку». У них имеется ясное представление о собственном благе, благе своей страны и, разумеется, человечества в целом. Ну а стремление ко всеобщему благу, известно, без крови обойтись не может. Чего ж ее жалеть? Исходя из этих принципов, можно, конечно, писать лихие (и даже подлинно увлекательные!) романы, однако говорить о плодотворности подобной точки зрения – язык не поворачивается.

Четвертый подход лучше всего иллюстрируется примером блестящего рассказа Севера Гансовского «Демон истории» (и снова – вспомните «демонов Максвелла»!). Тезис прост: история детерминирована, любое вмешательство приведет лишь к изменениям, так сказать, косметическим, но никоим образом не коренным. Ну можно убрать Гитлера, даже всю его камарилью. Так что же? Их место займут другие. И примутся творить то же самое. Правда, взамен газовых камер они понастроят бассейны с серной кислотой, но что от этого меняется? И невольно вспоминается один из лучших рассказов О. Генри, к фантастике, как правило, не причисляемый, – «Дороги судьбы». Герой трижды оказывается в некой точке бифуркации, начиная с которой ход событий может принять различное течение, но какой бы путь он ни избирал, что бы ни делал, в финале его так или иначе ожидала пуля, выпущенная из пистолета с гербом маркиза де Бопертюи. Тезис, лежащий в основе четвертого подхода, можно сформулировать. Можно уточнить. Отлить в слова столь точные, каких не удавалось найти еще никому. Однако этим придется и ограничиться. Для художественного творчества он малоперспективен, чтобы не сказать бесперспективен вообще.

Пожалуй, более тупиковым (но блистательно тупиковым!) является лишь подход, продемонстрированный «О. Генри советской НФ» Ильей Иосифовичем Варшавским в рассказе «Выстрел» (помню, как еще в 1962 году наш незабвенный Дед читал рукопись в клубе фантастов, что собирался по средам в гостиной журнала «Звезда»). Рассказ откровенно пародийный, ситуация стандартная: герои отправляются в прошлое, вступают там в конфликт с неандертальцами, и один из них, некто Скептиалов, стреляет. «Последствия этого выстрела превзошли взрыв десятка водородных бомб – потому что Скептиалов оказался потомком убитого неандертальца, а тот к моменту убийства не успел обзавестись потомством. Убивший своего прямого предка Скептиалов мгновенно перестал существовать, потому что не бывает следствия без причины. Но раз он никогда не существовал, то не мог убить неандертальца, и тот снова ожил, предоставив ему тем самым все права на существование и одновременно возможность еще раз себя убить, после чего все началось заново. Одновременно со Скептиаловым в режим «существую – не существую» попали еще десять миллионов потомков убитого неандертальца, в том числе автор этого рассказа, ввиду чего он не видит никакой возможности закончить рассказ, пока не прекратится вся эта кутерьма». Никакой тут тебе альтернативной истории – только пульсация «есть – нет». Парадокс, анекдот, но, увы, не путь…